20 000 лье под водой - Страница 68

К оглавлению

68

Я был парализован ужасом, скован отчаянием, дыхание мое остановилось, и все же я, не отводя взгляда, продолжал смотреть на эту гекатомбу, как называли древние греки массовые кровавые жертвоприношения! Непреодолимая сила влекла меня к окнам.

Наконец корпус громадного корабля погрузился полностью, но не успел он опуститься на два десятка метров, как раздался страшный грохот. Сжатый воздух разорвал палубы, словно это рванули пороховые погреба. Взрывная волна в воде была такой силы, что «Наутилус» был отброшен на несколько метров.

Теперь скорость погружения несчастного корабля резко возросла. Вот мелькнули марсовые площадки мачт, облепленные жертвами, реи, гнущиеся от взобравшихся туда в надежде на спасение матросов. Темная масса уходила в морскую бездну вместе со всем своим экипажем, втягиваемая в воронку последнего водоворота.

Я обернулся, чтобы взглянуть на капитана. Этот архангел-мститель, дождавшись, когда все закончится, широким шагом прошел к своей каюте и распахнул ее дверь. Я проследил за ним взглядом.

На стене каюты, прямо напротив двери, там, где висели портреты его кумиров, я заметил еще один портрет – молодой женщины с двумя детьми.

Капитан Немо остановился, простер руки к нему, а затем рухнул на колени. До меня донесся странный, глухой и прерывистый звук: несгибаемый властелин «Наутилуса» рыдал…

22
Последние слова капитана Немо

Страшная драма завершилась, и створки окон салона закрылись, однако помещение осталось неосвещенным. И в остальных доступных нам каютах и коридорах подводного корабля царили безмолвие и мрак. «Наутилус» шел на глубине ста метров с предельной скоростью. Куда он направлялся? Где намеревался скрыться человек, только что совершивший ужасное преступление или акт возмездия?

Консель и Нед по-прежнему находились в моей каюте. Мы все молчали.

Я испытывал отвращение к капитану Немо. Как бы тяжко ни довелось ему страдать в прошлом, он не имел права так жестоко наказывать людей, наверняка не имевших прямого отношения к его мучениям. Кроме того, он превратил нас троих если не в сообщников, то, по меньшей мере, в пассивных свидетелей своей мести!

В одиннадцать часов вспыхнул свет. Я прошел в салон, чтобы взглянуть на приборы. Из отметок на карте я сделал вывод, что мы прошли мимо Ла-Манша и устремляемся к морям Северной Европы.

К вечеру мы прошли около двухсот миль. Смеркалось, и до восхода луны море окутал мрак. Ужасная морская гекатомба продолжала стоять у меня перед глазами…

С этого дня время словно остановилось. Мы не знали, куда направляемся, капитан Немо больше не появлялся, никто из экипажа не показывался нам на глаза, и «Наутилус», точно Летучий Голландец, скитался без всякой видимой цели в водах Северной Атлантики.

Так продолжалось больше пятнадцати дней. Наше судно в основном шло под водой, и лишь раз в сутки поднималось на поверхность, чтобы пополнить запас воздуха и проветрить помещения. Люк открывался автоматически, никто не производил наблюдений и не наносил отметок на карту. Я не имел понятия, где мы находимся.

Наше положение окончательно стало невыносимым.

Однажды утром, едва я успел открыть глаза, в мою каюту решительно вошел Нед Ленд. Склонившись надо мной, он вполголоса проговорил:

– Пора! Похоже, что «Наутилус» остался вовсе без присмотра. Все они тут словно оцепенели. Вы готовы бежать?

Я вскочил.

– Когда?

– Сегодня ночью.

– Да. А где мы?

– В двадцати милях к востоку в дымке виден берег. Какая бы это ни была земля, там мы найдем пристанище. Ветер на море крепкий, но двадцать миль мы одолеем. Я попытаюсь незаметно перенести в шлюпку немного провизии и пару бутылок с водой.

Я вышел на палубу. Волнение усиливалось, небо не предвещало ничего хорошего, но мы больше не могли терять ни дня, ни часа.

Как долго тянулся этот день – последний, который мне было суждено провести на «Наутилусе»! В шесть часов я с трудом заставил себя съесть несколько ложек супа, а уже в половине седьмого в каюту вошел канадец.

– До десяти часов мы больше не увидимся, – сказал он. – В десять луна еще не взойдет, воспользуемся темнотой. К этому времени пробирайтесь в шлюпку.

Канадец сразу же вышел, не дав мне времени ответить.

После этого я провел целый час в салоне, в последний раз любуясь хранящимися там чудесами природы и великолепными произведениями искусства, обреченными когда-нибудь погибнуть на дне океана.

Затем я вернулся в каюту, надел непромокаемый матросский костюм, упаковал свои записки и спрятал их под одеждой.

В эти минуты я думал о капитане Немо. Он был у себя – за переборкой, разделявшей наши каюты, слышались шаги. В моем разгоряченном мозгу стремительно проносились воспоминания о жизни на борту «Наутилуса», и его фигура в этих воспоминаниях постепенно приобретала какие-то сверхчеловеческие черты.

Половина десятого. От напряжения мне временами казалось, что я начинаю сходить с ума. И вдруг до меня донеслись смутные аккорды органа – печальная мелодия, истинный плач одинокой души. Я слушал с замиранием сердца – и внезапно меня пронзила ужасная мысль: если звучит орган, значит, капитан Немо сейчас находится в салоне, а мне, чтобы пробраться к узкому трапу, ведущему к шлюпке, необходимо пройти через салон! И там мы окажемся лицом к лицу!

Вот-вот пробьет десять. Я должен во что бы то ни стало присоединиться к моим друзьям!

С величайшей осторожностью приоткрыв дверь каюты, я ползком выбрался в коридор, а затем перебрался через порог салона, где было совсем темно. В воздухе еще трепетали аккорды органа, и я смутно различал фигуру капитана, сидевшего у инструмента. Он не замечал меня, погруженный в свои переживания.

68