И вдруг видения исчезли. Я потерял сознание.
Я проснулся утром с совершенно свежей головой. К моему удивлению, я лежал в постели в собственной каюте. Скорее всего, то же самое произошло и с моими спутниками, и не было никакой надежды когда-либо понять, что за таинственная история приключилась на борту «Наутилуса».
Дверь каюты была не заперта, и я прошел по коридору к главному трапу, чтобы подышать воздухом на палубе. Люк также оказался открытым.
Нед Ленд с Конселем уже поджидали меня там. Разумеется, оба ничего не помнили. Уснув вчера сразу после завтрака, они очнулись только сегодня утром в своих постелях.
«Наутилус» был по-прежнему нем и пустынен. Мы шли в открытом море с умеренной скоростью. На борту не чувствовалось никаких перемен.
Напрасно Нед Ленд обшаривал глазами горизонт – там не было ни паруса, ни клочка суши. Дул крепкий западный ветер, и судно мягко переваливалось с волны на волну.
Запасшись кислородом, «Наутилус» опять погрузился метров на пятнадцать. Капитан Немо не показывался. Из команды я видел в тот день одного лишь невозмутимого стюарда, который ловко и безмолвно прислуживал мне за столом.
Около двух часов пополудни в салон, где я приводил в порядок записи, вошел капитан Немо и поприветствовал меня коротким кивком. Я снова взялся за работу, втайне надеясь, что он заговорит о событиях прошедшей ночи, – но напрасно.
Вид у Немо был утомленный. Покрасневшие глаза свидетельствовали о том, что он провел бессонную ночь. На этом волевом лице сейчас, пожалуй, лежала тень глубокого горя. Капитан, казалось, не мог ни на чем сосредоточиться.
Наконец он обратился ко мне.
– Мсье Аронакс, мне известно, что многие ваши коллеги ученые имеют основательное медицинское образование. А вы, случаем, не врач? – спросил он.
Я был захвачен вопросом врасплох.
– Да, – ответил я. – Мне пришлось поработать врачом. Прежде чем стать сотрудником музея, я был ординатором в известной клинике и несколько лет занимался медицинской практикой.
Немо кивнул.
– Господин профессор, – сказал он, – один из моих матросов нуждается в помощи врача. Не могли бы вы осмотреть его?
– Я готов.
– Тогда следуйте за мной.
Мое воображение немедленно связало болезнь матроса с событиями минувшей ночи.
В кормовой части «Наутилуса» капитан Немо отворил дверь в каюту, располагавшуюся рядом с матросским кубриком. На койке лежал в беспамятстве крепкий мужчина лет сорока с энергичным лицом англосакского типа.
Это был, как я и подозревал, не больной, а раненый. Его голова, обмотанная окровавленными бинтами, покоилась на подушках, и когда я снял повязку, мужчина внезапно широко открыл глаза, но не издал ни единого стона.
Рана была ужасна. В черепной коробке, пробитой каким-то тупым предметом, зияло широкое отверстие. Сгустки запекшейся крови, обломки черепных костей, частично поврежденная мозговая ткань – контузия, воспаление и травма мозга одновременно. Дыхание раненого было прерывистым, лицо искажали судороги, что свидетельствовало о параличе двигательных центров.
Я едва нащупал пульс – сердце работало с перебоями. Конечности уже начинали холодеть: этот человек умирал, тут не помог бы и целый полк медиков. Я наложил на рану свежую повязку, оправил изголовье и повернулся к капитану Немо:
– Каким орудием нанесена рана?
– Не имеет значения, – уклонился от ответа капитан. – Каково, по-вашему, его состояние?
Я еще раз взглянул на раненого и произнес:
– Он умрет часа через два. Спасти его невозможно.
Рука капитана Немо сжалась в кулак. Слезы блеснули на глазах. Я представить не мог, что он способен плакать.
– Благодарю, мсье Аронакс, – наконец произнес он. – Вы свободны.
Я оставил капитана у постели умирающего и вернулся к себе, взволнованный этой сценой. Мрачные предчувствия тревожили меня весь день. Ночью я часто просыпался – мне чудилось похоронное пение.
На рассвете я вышел на палубу. Капитан Немо уже находился там.
– Господин профессор, – обратился он ко мне, – не угодно ли вам и вашим товарищам принять участие в подводной прогулке?
– Разумеется, капитан.
– В таком случае идите наденьте скафандры.
И ни слова об умершем!
Отыскав Неда Ленда и Конселя, я передал им предложение капитана. Консель обрадовался, канадец тоже охотно согласился принять участие в вылазке на морское дно.
В половине девятого, облачившись в скафандры, запасшись резервуарами с воздухом и фонарями, мы тронулись в путь. Двойная дверь шлюза распахнулась, и мы в сопровождении двенадцати матросов и с капитаном Немо во главе оказались на глубине десяти метров.
Легкий поначалу уклон дна завершился впадиной глубиной около тридцати метров. Дно Индийского океана резко отличалось от того, что мне довелось видеть в тихоокеанских водах во время первой подводной прогулки. Тут не было ни кораллового песка, ни подводных лугов и лесов. Это было царство сплошных кораллов, окаменевший лес, взращенный природой в глубинах океана!
Фонари были зажжены, и мы двинулись вдоль кораллового образования, которому в будущем предстояло стать барьерным рифом. Вокруг сплетались диковинные известковые «растения», усыпанные белыми шестилучевыми звездочками. Лучи фонарей скользили по ярко-алым ветвям коралловых деревьев, порождая неожиданные световые эффекты. Мимо, касаясь кораллов плавниками, проносились легкие, пестро окрашенные рыбы.
Вскоре коралловая чаща стала еще более густой. Перед нами возникли настоящие известковые чащобы и галереи самой фантастической архитектуры. Капитан Немо первым ступил под их мрачные своды. Дно по-прежнему шло под уклон, и постепенно мы достигли глубины около ста метров, а два часа спустя оказались на глубине трехсот метров.