20 000 лье под водой - Страница 63

К оглавлению

63

К ночи ураган достиг апогея. Барометр упал до 710 миллиметров. В сумерках я заметил на горизонте корабль, который отчаянно боролся с бурей. Вероятно, это был пароход, курсирующий между Нью-Йорком и Ливерпулем. Вскоре судно исчезло в темноте.

В десять часов вечера небо запылало от множества молний, во всех направлениях пронизывавших слои облаков и стрелами вонзавшихся в море. Я едва мог переносить этот ослепительный блеск и чудовищный грохот, но глаза капитана Немо оставались по-прежнему широко открытыми – он словно вбирал в себя саму душу бури.

Грохот волн, вой ветра, постоянно менявшего направление, громовые раскаты создавали невообразимую какофонию. Гольфстрим полностью оправдывал свое прозвище Король бурь, он действительно был творцом всех этих страшных циклонов, порождаемых разницей между температурой течения и нижних слоев атмосферы.

Ливень молний становился все гуще, и могло показаться, что капитан Немо, оставаясь на палубе, ищет достойной себя смерти от атмосферного электрического разряда. Когда носовая часть «Наутилуса» взлетала на волне, обнажая стальной таран, я несколько раз видел, как из него сыпались лиловые искры.

Окончательно выбившись из сил, я навалился на крышку люка, откинул ее и буквально сполз по трапу. В это время буря достигла предела своей мощи. В салоне «Наутилуса» невозможно было удержаться на ногах.

Около полуночи вернулся с палубы и капитан Немо. Я слышал, как насосы заполняют балластные резервуары, и наконец-то «Наутилус» плавно опустился на несколько метров. Сквозь окна салона я видел испуганных вспышками молний рыб, судорожно метавшихся в воде, подобно призракам.

«Наутилус» продолжал погружаться. Я полагал, что на глубине пятнадцати метров ураган не будет ощущаться, но ошибся – слишком уж растревожены были верхние слои океана.

Только когда мы достигли пятидесятиметровой глубины, вокруг воцарились глубокий покой и тишина. Невозможно было поверить, что где-то наверху сокрушают друг друга свирепые стихии!

20
Тресковая отмель

Ураган отбросил «Наутилус» к востоку, и всякая надежда каким-то образом достичь берегов штата Нью-Йорк или реки Святого Лаврентия пропала. Бедняга Нед впал в отчаяние и уединился, как и капитан Немо, но мы с Конселем не расставались.

В течение нескольких дней, то поднимаясь на поверхность, то опускаясь в глубину, «Наутилус» блуждал по океану среди плотных туманов, которых так опасаются моряки, оказываясь в Северной Атлантике. Главной причиной этих туманов является таяние льдов. Сколько кораблей погибло, блуждая в непроницаемой мгле в прибрежных водах, сколько произошло здесь столкновений с подводными камнями и другими судами!

Вот почему дно в этой части океана больше похоже на поле битвы, в которой полегли все побежденные стихией. Одни суда уже затянулись донным илом, другие, недавние жертвы, все еще поблескивали железными и медными частями в лучах прожектора «Наутилуса». Сколько их затонуло не только с экипажем и грузом, но и с толпами эмигрантов из Европы на борту! Список не вернувшихся в порт судов разных компаний занял бы несколько страниц. И вот теперь мы плыли среди этих мрачных останков, словно устраивая смотр покойникам.

Пятнадцатого мая мы оказались у южной оконечности Ньюфаундлендской банки. Эта гигантская отмель образовалась в результате скопления огромного количества органических остатков, принесенных с экватора Гольфстримом, а из северных морей – холодным противотечением, проходящим у североамериканских берегов.

Глубина моря вблизи Ньюфаундлендской банки невелика – всего несколько десятков саженей. Но к югу от нее дно моря обрывается впадиной глубиной в целых три тысячи метров. Гольфстрим здесь расширяется, но его скорость и температура заметно падают.

Среди рыб, испуганных появлением «Наутилуса», мы заметили метровых пинагоров, изумрудных мурен, карраков, змееобразных сарганов и длиннохвостых макрурусов. В сети также попался морской черт, сплошь покрытый шипами и колючками, и матросам удалось с ним справиться не без усилий.

Но главное богатство этих краев – тресковые рыбы, и, конечно же, сама треска.

Можно сказать, что треска – рыба горная, так как она, в основной своей массе, обитает на склонах Ньюфаундлендской отмели. Пока «Наутилус» прокладывал себе дорогу сквозь гигантские полчища этих рыб, Консель с удивлением заметил:

– Да этой трески тут целые тучи! Словно муравьи в растревоженном муравейнике!

– Ее было бы гораздо больше, если б не враги. Знаешь ли ты, сколько икринок мечет самка трески? – спросил я его.

– Должно быть, тысяч пятьсот? – предположил Консель.

– Одиннадцать миллионов, друг мой.

– Одиннадцать миллионов! Просто невероятно!

– Уж ты поверь мне на слово. Но французы, англичане, американцы, норвежцы, датчане ловят треску тысячами тонн, потребляют ее в невероятном количестве и уже истребили бы ее во всех морях, если бы треска не была так плодовита. Только в одной Америке пять тысяч шхун и семьдесят пять тысяч рыбаков занимаются промыслом трески, вылавливая до двадцати пяти миллионов рыбин в год. Примерно столько же добывается и у берегов Норвегии.

– Позволю себе одно замечание, господин профессор. Вы, кажется, сказали, что одна самка мечет одиннадцать миллионов икринок?

– Верно.

– Но ведь тогда Англии, Америке и Норвегии вполне хватило бы потомства четырех самок трески!

Я рассмеялся и пояснил, что из тысячи вылупившихся из икринок мальков доживает до года всего один, и лишь четверти из них суждено стать взрослыми и дать потомство.

63