20 000 лье под водой - Страница 48

В тот же день «Наутилус» вошел в одну из самых необычных областей Атлантического океана. Она расположена там, где теплое течение Гольфстрим, направляясь от берегов Флориды к Шпицбергену, на сорок четвертом градусе северной широты распадается на две ветви. Эти ветви образуют своего рода кольцо, внутри которого лежит зона глубоких, теплых и малоподвижных вод – Саргассово море. Поверхность этого моря густо покрыта островками плавающих водорослей саргассум, которые порой образуют сплошной растительный покров, затрудняющий движение судов.

Именно таков был участок моря, по которому теперь шел «Наутилус». Зеленовато-бурые плавучие луга скрывали поверхность воды, и форштевень судна с трудом рассекал их. В конце концов капитан Немо, опасаясь за целость винта, приказал рулевому держаться на глубине нескольких метров под поверхностью.

Сквозь окно салона я мог видеть среди скоплений водорослей стволы деревьев, поваленные бурями в джунглях Амазонки, Ориноко или Миссисипи, обломки кораблекрушений, изорванные корабельные снасти, доски обшивки, покрытые раковинами. Среди хаоса многометровых плетей саргассума мелькали нежно-розовые альционарии, зеленые, красные и голубые медузы, мелкие рыбы, для которых тут было настоящее раздолье, и всевозможные ракообразные.

Весь день 22 февраля мы провели под поверхностью Саргассова моря, а начиная со следующего утра и в течение девятнадцати дней «Наутилус» уносил нас на юг, проделывая до ста лье в сутки. Капитан Немо продолжал осуществлять свой план – совершить кругосветное подводное плавание по намеченному им маршруту, и я не сомневался, что, обогнув мыс Горн, мы снова вернемся в южную часть Тихого океана.

Нед Ленд недаром злился: в этих водах, где острова отстояли на сотни миль друг от друга, нечего было и помышлять о побеге. Оставалось принять свою участь. А между тем, рассуждая здраво, я все отчетливее понимал, что наши шансы когда-либо вернуться в человеческое общество уменьшаются с каждым днем.

В следующие девятнадцать дней ничего примечательного не произошло. Капитан много работал. В библиотеке мне постоянно попадались на глаза книги по естественной истории, оставленные им раскрытыми. В частности, мой двухтомник «Тайны морских глубин» был испещрен пометками на полях, сплошь и рядом опровергавшими мои теории и гипотезы. Немо довольствовался критическими замечаниями, но вступать со мной в полемику не желал. Иногда глубокой ночью до меня доносились звуки органа, на котором в полном одиночестве играл капитан.

Все эти дни мы шли по поверхности океана. Она была пустынна, и лишь изредка на горизонте мелькал парусник, направлявшийся к мысу Доброй Надежды. Однажды за нами погналось китобойное судно, принявшее «Наутилус» за гигантского кита, но Немо немедленно отдал приказ погружаться.

В пути нас сопровождали полосатые акулы и морские собаки. Целые стада резвых дельфинов неотступно следовали за нами, забавляя наблюдателей своими играми; несколько раз показывались косатки – грозные морские хищники, нападающие даже на крупных китов.

Консель развлекался классификацией летучих рыб и насчитал не меньше полутора десятков видов.

К 13 марта мы прошли около 13 тысяч лье с момента начала нашего путешествия и находились на 45° 37´ южной широты и 37° 53´ западной долготы. Именно в этих местах зонд, однажды опущенный капитаном «Герольда» Дэнхэмом на глубину 14 тысяч футов, не достиг дна.

Капитан Немо принял решение установить точную глубину впадины, расположенной в этой части Атлантического океана, и «Наутилус» начал готовиться к погружению. Чтобы достигнуть дна, капитан намеревался использовать рули глубины «Наутилуса». Им был придан наклон в 45° по отношению к горизонтали, и гребной винт заработал на полную мощность.

Корпус судна вздрогнул, как натянутая струна, и начал плавно погружаться. Мы с капитаном стояли у окна в салоне, следя за движением стрелки манометра. Вскоре мы миновали зону обитания большинства известных науке рыб.

Я спросил Немо, не приходилось ли ему встречать рыб в более глубоководной зоне океана.

– Очень редко, – ответил капитан. – Моллюски попадаются до глубины в две тысячи метров, иглокожие и зоофиты – до глубины в один лье.

Я взглянул на манометр. Стрелка показывала глубину в шесть тысяч метров. Мы погружались уже больше часа. «Наутилус» плавно опускался все глубже и глубже. Вода теперь поражала невероятной прозрачностью. Еще через полчаса мы оказались на глубине семи с половиной тысяч метров, а до дна, судя по всему, еще было далеко.

Когда над нами была уже водная толща в два лье, я заметил внизу темные силуэты горных вершин. И как знать, возможно, они были столь же высоки, как Гималаи!

«Наутилус» скользил все глубже, и давление росло с каждой минутой. Я слышал, как скрипят плиты стальной обшивки, как изгибаются распорные балки и подрагивают переборки. Хрустальные стекла в окнах салона, казалось, прогибались внутрь. И если бы не невероятная надежность «Наутилуса», нас, конечно же, расплющило бы!

На выступах скал, мелькавших за стеклом, я успел заметить несколько известковых трубок морских червей-полихет и два-три экземпляра бледных морских звезд.

Но вскоре и эти представители животного мира исчезли. На глубине девяти километров «Наутилус» оказался за пределами сферы жизни, будто воздушный шар, достигший самых разреженных слоев атмосферы. В эту минуту каждый квадратный сантиметр поверхности судна испытывал давление почти в тонну!

– Бог ты мой! – вскричал я. – Мы на таких глубинах, куда не проникал до нас ни один человек! Взгляните, капитан, – какие величественные скалы, какие пещеры, и ни одного живого существа!..